Неточные совпадения
И
в самом деле, здесь все
дышит уединением; здесь все таинственно — и густые сени липовых аллей, склоняющихся над потоком, который с шумом и пеною, падая с плиты на плиту, прорезывает себе путь между зеленеющими горами, и ущелья, полные мглою и молчанием, которых ветви разбегаются отсюда во все
стороны, и свежесть ароматического воздуха, отягощенного испарениями высоких южных трав и белой акации, и постоянный, сладостно-усыпительный шум студеных ручьев, которые, встретясь
в конце долины, бегут дружно взапуски и наконец кидаются
в Подкумок.
— Вы, по обыкновению, глумитесь, Харламов, — печально, однако как будто и сердито сказал хозяин. — Вы — запоздалый нигилист, вот кто вы, — добавил он и пригласил ужинать, но Елена отказалась. Самгин пошел провожать ее. Было уже поздно и пустынно, город глухо ворчал, засыпая. Нагретые за день дома, остывая,
дышали тяжелыми запахами из каждых ворот. На одной улице луна освещала только верхние этажи домов на левой
стороне, а
в следующей улице только мостовую, и это раздражало Самгина.
3 часа мы шли без отдыха, пока
в стороне не послышался шум воды. Вероятно, это была та самая река Чау-сун, о которой говорил китаец-охотник. Солнце достигло своей кульминационной точки на небе и палило вовсю. Лошади шли, тяжело
дыша и понурив головы.
В воздухе стояла такая жара, что далее
в тени могучих кедровников нельзя было найти прохлады. Не слышно было ни зверей, ни птиц; только одни насекомые носились
в воздухе, и чем сильнее припекало солнце, тем больше они проявляли жизни.
Каждый из них — человек отважный, не колеблющийся, не отступающий, умеющий взяться за дело, и если возьмется, то уже крепко хватающийся за него, так что оно не выскользнет из рук: это одна
сторона их свойств: с другой
стороны, каждый из них человек безукоризненной честности, такой, что даже и не приходит
в голову вопрос: «можно ли положиться на этого человека во всем безусловно?» Это ясно, как то, что он
дышит грудью; пока
дышит эта грудь, она горяча и неизменна, — смело кладите на нее свою голову, на ней можно отдохнуть.
С летами страх прошел, но дома княгини я не любил — я
в нем не мог
дышать вольно, мне было у нее не по себе, и я, как пойманный заяц, беспокойно смотрел то
в ту, то
в другую
сторону, чтоб дать стречка.
Правда, тяжело нам
дышать под мертвящим давлением самодурства, бушующего
в разных видах, от первой до последней страницы Островского; но и окончивши чтение, и отложивши книгу
в сторону, и вышедши из театра после представления одной из пьес Островского, — разве мы не видим наяву вокруг себя бесчисленного множества тех же Брусковых, Торцовых, Уланбековых, Вышневских, разве не чувствуем мы на себе их мертвящего дыхания?..
Луша теперь ненавидела даже воздух, которым
дышала: он, казалось ей, тоже был насыщен той бедностью, какая обошла флигелек Прозорова со всех
сторон, пряталась
в каждой складке более чем скромных платьев Луши, вместе с пылью покрывала полинялые цветы ее летней соломенной шляпы, выглядывала
в отверстия проносившихся прюнелевых ботинок и сквозила
в каждую щель,
в каждое отверстие.
Ей было больно и обидно, а он больно мял ее груди, сопел и
дышал ей
в лицо, горячо и влажно. Она попробовала вывернуться из его рук, рванулась
в сторону.
— Нет, я
в вопросах этого рода редко иду путем умозаключений, хотя и люблю искусную и ловкую игру этим орудием, как, например, у Лаврентия Стерна, которого у нас, впрочем, невежды считают своим братом скотом, между тем как он
в своем «Коране» приводит очень усердно и тончайшие фибры Левенхука, и песчинку, покрывающую сто двадцать пять орифисов, через которые мы
дышим, и другое многое множество современных ему открытий
в доказательство, что вещи и явления, которых мы не можем постигать нашим рассудком, вовсе не невозможны от этого, — но все это
в сторону.
Суди же сама: могу ли я оставить это все
в руках другого, могу ли я позволить ему располагать тобою? Ты, ты будешь принадлежать ему, все существо мое, кровь моего сердца будет принадлежать ему — а я сам… где я? что я?
В стороне, зрителем… зрителем собственной жизни! Нет, это невозможно, невозможно! Участвовать, украдкой участвовать
в том, без чего незачем, невозможно
дышать… это ложь и смерть. Я знаю, какой великой жертвы я требую от тебя, не имея на то никакого права, да и что может дать право на жертву?
Она тяжело
дышала от волнения. А
в стороне стояли три дочери, такие же, как она, худые и плоские, и пугливо жались друг к другу. Они были встревожены, ошеломлены, точно
в их доме только что поймали каторжника. Какой позор, как страшно! А ведь это почтенное семейство всю свою жизнь боролось с предрассудками; очевидно, оно полагало, что все предрассудки и заблуждения человечества только
в трех свечах,
в тринадцатом числе,
в тяжелом дне — понедельнике!
Кажется, оно более всего
дышало грустью; словом, надежды моего пятидесятилетнего героя все более и более росли, но вдруг ему кинулся
в глаза доктор Перехватов, стоявший на противоположной
стороне боковой эстрады
в щегольском фраке,
в белом галстуке, туго натянутых белых перчатках, — и к нему прямо направилась Домна Осиповна.
Артамонов старший тряхнул головою, слова, как мухи, мешали ему думать о чём-то важном; он отошёл
в сторону, стал шагать по тротуару медленнее, пропуская мимо себя поток людей, необыкновенно чёрный
в этот день, на пышном, чистом снегу. Люди шли, шли и
дышали паром, точно кипящие самовары.
— Так, так, так, — втягивая
в себя воздух и тряся головой, поддакивал доктор. — А вот мы вас сейчас послушаем. Раздвиньте руки
в стороны. Прекрасно.
Дышите теперь. Спокойно, спокойно.
Дышите… глубже… ровней…
Он заснул так крепко, что ему показалось, будто он только на миг закрыл глаза и тотчас же открыл их. Но когда открыл их, то повсюду уже был разлит тонкий, неверный полусвет,
в котором кусты и деревья выделялись серыми, холодными пятнами. Ветер усилился. По-прежнему нагибались верхушки лозняка и раскачивались старые ветлы, но
в этом уже не было ничего тревожного и страшного. Над рекой поднялся туман. Разорванными косыми клочьями, наклоненными
в одну и ту же
сторону, он быстро несся по воде,
дыша сыростью.
С одной
стороны, понимаете, ревность немножко во мне заговорила, а потом: бежать с хорошенькою женщиной за границу, поселиться где-нибудь
в Пиренеях,
дышать чистым воздухом и при этом чувствовать
в кармане шестьсот тысяч, — всякий согласится, что приятно, и я
в неделю же обделал это дельцо-с: через разных жуликов достал два фальшивые паспорта, приношу их ей.
Авилов подошел к ней, тревожно оглянулся по
сторонам и обнял ее. Она молча, опустив глаза и покраснев, уперлась руками
в его грудь и делала усилия оттолкнуть его. Офицер все крепче притягивал девушку к себе, тяжело
дыша и торопливо целуя ее волосы и щеки.
Огнев примостился возле нее на своей вязке книг и продолжал говорить. Она тяжело
дышала от ходьбы и глядела не на Ивана Алексеича, а куда-то
в сторону, так что ему не видно было ее лица.
Она осторожно, чуть
дыша, забирая все
в сторону, обогнала темное пятно, оглянулась на него и узнала.
Она сидела, закрыв перепонками свои жабьи глаза, и едва заметно
дышала, раздувая грязно-серые бородавчатые и липкие бока и отставив одну безобразную лапу
в сторону: ей было лень подвинуть ее к брюху.
Все душнее, все жарче
дышит благовонная ночь юга. Нестерпимо пахнут цветы
в королевском саду, и нет-нет душистая волна роз и магнолий потянется со
стороны дворца к южному берегу. Уже давно замолчали неприятельские пушки на вражеском судне, и полная тишина воцарилась теперь над опустевшим со дня начала бомбардировки городом.
Оля подняла голову и увидала Егорова…Она посмотрела на меня, потом на Егорова, потом опять на меня…Я засмеялся…Лицо ее просияло. Она вскрикнула от радости, сделала шаг вперед…Я думал, что она на нас рассердится…Но эта девочка не умела сердиться…Она сделала шаг вперед, подумала и бросилась к Егорову. Егоров быстро застегнул жилет и растопырил руки. Оля упала ему на грудь. Егоров засмеялся от удовольствия, повернул
в сторону голову, чтоб не
дышать на Олю, и забормотал какую-то чепуху.
В первом ряду задвигались смеющиеся плеши…Поднялся шум…А его лицо стало старо и морщинисто, как лицо Эзопа! Оно
дышало ненавистью, проклятиями…Он топнул ногой и бросил под ноги свою дирижерскую палочку, которую он не променяет на фельдмаршальский жезл. Оркестр секунду понес чепуху и умолк…Она отступила назад и, пошатываясь, поглядела
в сторону…
В стороне были кулисы, из-за которых смотрели на нее бледные, злобные рыла…Эти звериные рыла шипели…
Стояла середина сентября. День был тихий, облачный и жаркий. На горизонте со всех
сторон неподвижно синели тучи,
в воздухе томило. Сергей с утра выглядел странным.
В глазах был необычайный, уже знакомый Токареву блеск, он
дышал тяжело, смотрел угрюмо и с отвращением.
Теркин слез с лошади. Он очутился на полянке. Саженях
в ста видна была цепь мужиков, рывших канаву… Жар стоял сильный. Дым стлался по низу и сверху шел густым облаком, от той части заказника, где догорал сосновый лес. Но огонь заворачивал
в сторону от них,
дышать еще было не так тяжко.
Палтусов подумал по уходе Спиридона о своем вчерашнем разговоре с княжной Куратовой. Его слегка защемило. Ее гостиная
дышала честностью и достоинством, не напускным, а настоящим. Неужели она верно угадала — и он уже подернулся пленкой? А как же иначе? Без этого нельзя. Но жизнь на его
стороне. Там — усыпальница, катакомбы. Но отчего же княжна так симпатична? Он чувствует
в ней женщину больше, чем
в своих приятельницах «dans la finance».
Писарь конфузливо пожимает плечами и отходит
в сторону. Качающие кладут рогожу на землю и удивленно глядят то на барыню, то на Этьена. Утопленник уже с закрытыми глазами лежит на спине и тяжело
дышит.
Зажгла она восковую свечу, поклоны стала класть, душой воспарила, а ухом все прислушивается, не будет ли еще чего. А ветер скрозь решетку
в темные глаза
дышит, гордую грудь целует, — никуда ты от него не укроешься. Куст-барбарис за окном ласково об стенку скребется, звезды любовную подсказку насылают, фонтан монастырский звенит-уговаривает, ночной соловей сладкое кружево вьет… Со всех
сторон ее черт оплел, — хочь молись, хочь не молись.